Этот проект вызвал шумное неодобрение Терехова, а затем послужил поводом к тому, что у него испортилось настроение.
«Опять мысль пошла по проторенной дорожке. Локатор, пеленгатор, теодолит, шар-пилот, шар-зонд, или парашют… Все это, по существу, одно и то же, одно и то же!»
Терехов вскочил и зашагал по комнате.
— Нет, надо снова рискнуть! Надо настоять на разрешении поднять новую СЭС в зону вечных, бурь и там, на месте, — он взмахнул рукой вверх, — произвести изучение характера этих самых вихрей, чорта с два они повредят дирижаблям Циолковского! Это все трусы, перестраховщики вредят нашему делу. Сумели они убедить даже высшее начальство в академии. Видите ли, надо.сначала изучить эти вихри, и лишь потом… Протестую!… Вот пойду и дам сейчас радиограмму прямо в Совет Министров! Напишу: протестую против неоправданного перестраховочного распоряжения. Да, именно так прямо и напишу…
И, продолжая почти выкрикивать текст своего предполагаемого протеста против запрещения постройки и испытаний СЭС-2, Терехов выбежал из комнаты и быстрыми шагами направился к «конторе» опытной станции.
Предвечерняя прохлада уже опустилась над степью, но обычная для этого часа тишина не наступила. Казалось, отовсюду из-за лесных полос несся шум моторов: шла уборка хлебов.
Мимо Терехова, пересекая его путь, прошла трехтонка, полная золотым зерном пшеницы. Сидевший рядом с водителем Николай Дубников высунулся из кабины и крикнул:
— Михаил Иванович! А мы с Леной ток целиком электрифицировали! Приходите посмотре-э-ть!
Терехов вспомнил: действительно, ведь вчера или позавчера Лена приходила и показывала ему схему подводки электропередачи от ветряков к колхозному току. Молодцы комсомольцы! Быстро справились с задачей.
И Терехову вдруг стало очень стыдно. Ведь он-то не решил задачи, поставленной перед ним. А сейчас хочет, по существу дела, отказаться от борьбы, отступить. И снова его мысли завертелись вокруг да около шаров-пилотов, локаторов и пеленгаторов. В раздумье он продолжал идти по направлению к «конторе» и лишь у дверей ее очнулся от дум и повернул обратно.
«Зря только время теряешь, прогуливаешься, лентяй! — обругал он себя. — А ну, скорее к столу!»
Однако ему не пришлось выполнить это намерение и снова запереться в своей комнате.
— Куда ты так спешишь, Михаил? Подожди! — услышал он голос Трубокурова и, обернувшись, увидел, что профессор медленно сходит с крыльца «конторы», а в руках у него синий бланк радиограммы.
«Неужели способ изобретен?» — радостно подумал Терехов и подбежал к другу:
— Нашли?
— Есть что-то новое. Читай.
Терехов схватил радиограмму. Академик Никольский сообщал, что астрономы предложили ему использовать метод, открытый советскими учеными в 40-х годах. Состояние атмосферы на очень больших высотах изучалось с помощью локации и фотографирования метеоров, вернее газового следа, который остается после полета и сгорания «падающих звезд». Этот метод позволил обнаружить перемещения в пространстве даже разреженных газов атмосферы, то-есть ветер, на высотах 100-200 и более километров над землей.
«Применив метод локации, — писал в заключение академик, астрономы Леонидов и Путятин на Алтайской высокогорной обсерватории получили 1 июля серию фотографий следа метеора, достигшего нижних слоев стратосферы. На фотографиях ясно видны -изменения в структуре воздушного потока на высотах 11- 13 километров. Предварительный математический анализ снимков позволил проследить в данной зоне завихрения потока. Следовательно, метод локации и фотографирования следа метеоров, вероятно, возможно применить для разрешения поставленной перед нами задачи».
Сухие слова радиограммы Никольского показались Терехову такими же звучными, как строки лучших стихов.
— Ура! — закричал он. — Молодцы астрономы! Теперь-то мы уж раскроем тайну этих вихрей! Изучим их… Ура! Идем, Сергей, идем, дорогой мой профессор! Пошлем телеграмму на Алтай, поздравим… нет, поблагодарим Леонидова и Путятина. И, видя, что Трубокуров не намерен тронуться с места, потянул его за рукав со словами: — Идем же, что ты прирос к крыльцу, как пень!
— Рано еще, Миша, радоваться. Ты, как всегда, торопишься с заключениями, — тихо сказал Трубокуров.
— То-есть, как это тороплюсь? Ведь Никольский сам признал, сам!
— Спокойно, Миша. Он пишет: «вероятно», «возможно».
— Ты хочешь сказать, что он не уверен в возможностях этого способа? Но это тебе так кажется, Сергей. Сухарь ты, скептик!
— Нет, не кажется. Я ведь математик.
— Нет, ты скептик!
— Подожди ругаться! Мне нетрудно доказать тебе, что, как я уже сказал, нам рано еще радоваться. Дело вот в чем. Примерно из ста тысяч метеоров — этих странников в межпланетных просторах, — встречающихся с Землей каждые сутки, лишь очень немногие достигают нижних слоев атмосферы. И совсем мало их падает на нашу планету в виде метеоритов. Причина этому тебе известна: они проникают в атмосферу Земли с космическими скоростями до восьмидесяти километров в секунду и поэтому в подавляющем большинстве сгорают в верхних слоях газовой оболочки нашей планеты. Понимаешь — в верхних слоях. Алтайским астрономам просто посчастливилось поймать своими приборами такой метеор, который долетел почти до тропосферы. Ну, а теперь скажи: прав ли я, выражая сомнение в возможности использовать этот способ изучения вихрей? Когда еще, где и кому снова посчастливится поймать локатором обсерватории такой редкостный метеор! А раз так, то этот способ надо признать практически почти бесполезным. Это ставка на «кладоискательство». Наблюдая метеоры, не познаешь вихри высот. Во всяком случае, в короткий срок. А нам надо изучить и покорить вечные бури теперь же.