Директор Главного института метеорологии, невысокий, коренастый и совсем седой, поднялся из-за стола и также вытянулся. Когда Александров закончил рапорт, он коротко поздоровался.
— Вы давно проходили высотную тренировку? — спросил он. Хотя щуховатый его голос был спокоен, в нем можно было уловить нотку нетерпения. Еще ярче это нетерпение отражалось в глазах директора, в упор смотревших на Александрова из-под густых бровей.
— Последний раз я поднимался в барокамере десять дней назад, товарищ директор.
— На высоту?
— Без кислорода на пять километров, в маске — на восемь, в скафандре — на четырнадцать.
— Самочувствие?
— Отличное.
— Заключение медиков?
— Положительное. К полетам на высоту допущен.
— Так. Хорошо… Но эти вопросы имеют лишь косвенное отношение к делу, которое мы решили вам поручить…
— Готов служить!
— Не прерывайте. — Директор коротко взмахнул рукой, точно отсекая что-то. — Слушайте… Сейчас десять часов утра. В одиннадцать вы должны вылететь с Центрального аэропорта гражданской авиации в Заволжье на опытную станцию ЦЭИ. Отправитесь на специальном самолете, который идет транзитом из Ленинграда. По прибытии на место вам надлежит стать консультантом при очень важном опыте. Прошу помнить, что мы, посылая вас, направляем не контролера или, наоборот, безгласного «наблюдателя», а именно советчика. Дело в том, что один из воздухоплавателей Центрального экспериментального института… вы его должны знать — Кругловский… внезапно заболел. В связи с этим опыт вместо него будет проводить его помощник — другой, еще молодой пилот института. И вот директор ЦЭИ попросил нас выделить знающего человека ему в помощь. Не скрою: сначала мы думали предложить заменить Кругловского вами. Но нельзя же вас или кого-либо другого заставлять стартовать на незнакомой, новой системе так, сразу! А опыт подготовлен, и откладывать его, по условиям погоды, ЦЭИ очень не хотелось бы. Об опыте сейчас ничего не скажу. Времени на это нет… Придется вам со всем познакомиться на месте. — Директор замолчал ненадолго и затем спросил: — Ведь вы семейный?
— Так точно, женат, товарищ директор.
— Ну, вот. Следовательно, вам надо еще успеть заехать домой. Командировочное удостоверение и деньги приготовлены. Получите у моей секретарши. Ясно?
— Ясно, товарищ директор. Разрешите один вопрос?
— Пожалуйста.
— Когда назначено начало опыта?
— Старт завтра в четыре ноль-ноль. Еще вопросы есть?
— Нет. Разрешите идти?
— Идите. Желаю успеха!
Выходя из Главного института метеорологии, Александров начал было снова думать о сущности полученного им «особого задания». Однако он так и не смог прийти к какому-либо определенному выводу: лететь придется ему или подниматься на привязной системе? Испытывать новую конструкцию аэростата или новые аппарату?
«Нечего гадать, — наконец решил он. — Там, на месте, разберусь. Во всяком случае, предстоит мне, очевидно, что-то очень интересное!»
В Центральном аэропорте Гражданского воздушного флота было очень оживленно. Воздух дрожал от рева моторов. Описывая плавные круги, опускались, поднимались или ждали разрешения на посадку одновременно десять-двенадцать самолетов. В помещениях вокзала то и дело включались громкоговорители, и диспетчер сообщал: «Начинается посадка на экспресс, отправляющийся во Владивосток…» или в Ашхабад, Сочи, Ленинград, Одессу, Прагу, Варшаву, Берлин, Пекин… Сегодня, в ясный, безоблачный весенний день, вся работа аэропорта представала перед глазами очень выпукло.
— Шумно у вас тут, — сказал Александров дежурному, подавая свои документы. — Вот вернусь из командировки — хотите, подниму над вашим вокзалом аэростат и буду управлять движением самолетов? Наймусь к вам, так сказать, воздушным орудовцем!
— Вам на специальный? — сказал в ответ дежурный, бросая взгляд на часы. — Можете выходить на посадку… Номер машины 0-11-02. Счастливого пути! — И, откозыряв, решительно схватил телефонную трубку.
В новом быстроходном самолете было всего четверо пассажиров. Но почти все кресла оказались занятыми ящиками различного размера и формы.
— Осторожно, товарищ, — не очень любезно буркнул один из пассажиров, высокий человек в черном пальто, когда Александров передвинул один из этих ящиков, чтобы освободить себе место около окна.
— Слушаюсь, товарищ! Я уверен, что ни одно яйцо в этом ящике не разбилось, — ответил Александров.
Но человек в черном пальто, очевидно, не намеревался шутить. Он поднялся со своего места, взял отодвинутый Александровым ящик, перенес его на другое кресло и привязал бечевкой, вытянутой из кармана.
— Тут не продукты, а приборы. Да… — сказал он, закончив эту работу и, не взглянув на Александрова, занял свое место.
Два других пассажира никак не реагировали на эту сценку. Они даже не обернулись, продолжая какой-то, видимо, серьезный разговор.
Один из них чертил на листах большого блокнота и одновременно ухитрялся жестикулировать то одной, то другой рукой. Он, очевидно, доказывал что-то своему собеседнику. Однако ни тот, ни другой не повышали голоса, и поэтому, о чем шла их беседа, по отдельным словам, которые можно было разобрать, Александров установить не мог.
«Позавтракаем и будем спать», — сказал он сам себе и стал разворачивать сверток с различной снедью, который успела сунуть ему в карман жена.
Тем временем самолет вырулил на старт, моторы его взревели, внизу понеслись назад серые полосы бетонных взлетных дорожек, а затем точно окутанные зеленым дымом деревья. И уже через несколько минут можно было любоваться чудесной панорамой Москвы, открывшейся под серебряным крылом. Огромный город, казалось, занял всю землю — от края и до края. Голубая лента реки, зеркала водохранилищ, зелень парков, светлые обелиски высотных зданий, уличные магистрали, по которым волнами, скапливаясь сотнями у перекрестков, бежало множество машин, — все это было грандиозно и величественно.